Однажды в 2020 году за мою лекцию о шизофрении мне крепко досталось от психиатров. Она есть на YouTube по этой ссылке.
Мы не смогли договориться о терминах. Когда я произносила слово “психоз”, слушатели представляли ужасные картины острого состояния, где человек выпадает из социальных рамок. А я имела в виду структуру и особенности сцепки языка и тела.
А ещё я говорила о субъекте как субъекте бессознательного. И чтобы у диалога вообще был шанс состояться, я уточняла у коллег-психиатров, берут ли они в учет работу бессознательного в своих вопросах о взглядах психоанализа на психоз. Увы, нет.
Но при всех различиях в подходе и в этике, у нас все же есть общая точка — это речь. Психиатры работают с внешней стороной речи, а аналитики — с внутренней, с означающим, с потусторонним в ней. И диалог возможен именно благодаря этой разнице.
Аналитику нужен этот диалог, чтобы сверить настройки своего психоаналитического компаса с другим специалистом, получить свежий взгляд на случай. Особенно если в его кабинет приходят люди в тяжелом состоянии.
И даже богатого опыта здесь может быть недостаточно. Ведь в каждом случае все равно нужно заново выстраивать работу, изобретать вместе с пациентом конструкцию, которая бы вписала в себя его субъективность.
А психиатр может помочь скорректировать стратегию работы. Очень важно, чтобы он понимал, как работает психоаналитик. Хорошо бы, чтобы и сам аналитик понимал, как и с чем он работает. Нам нужно уметь представить случай коллеге из другого дискурса так, чтобы это не звучало бредово.
Да ведь и на бред психиатры и аналитики смотрят по-разному! А и правда, коллеги.