Когда говорят о желании аналитика, сравнивают его с терапевтическим. Мол, терапевт хочет помогать человеку, а аналитик нет. И это правда. Но есть детали.
Аналитик не помогает.
Аналитик анализирует.
Аналитик нейтрален.
И будто после этих фраз всем должно быть все ясно. Мы, аналитики, действительно не помогаем, а зачастую вообще агрессивно поглядываем в сторону “помогателей”.
Мы не помогаем справиться со страданием, не отвечаем на требование сказать – что делать, не кидаемся спасать от проблем и составлять планы счастливой жизни.
Но иногда эти “не помогать” и “нейтральность”, которую можно назвать псевдоаналитической, продиктованы собственным непроанализированным садизмом аналитика или непониманием своего места в анализе.
Ещё кое-кто из лакановских аналитиков писал, что аналитик – это аддикт бессознательного. То есть его желание в том, чтобы раз за разом встречаться с бессознательным. Только всё равно не становится понятнее – зачем это всё и какая мотивация.
Что это за извращение – жаждать бессознательного и слушать людей?
Говоря о вопросе желания, Лакан пишет о любви аналитика. А Бион призывает отказаться от памяти и желания в отношении анализантов. Так как быть?
Так повелось, что если психолог может обойтись без терапии, то аналитик не может вести практику без личного анализа. Иногда говорят, что анализ нужен, чтобы “не переносить своих тараканов на клиентов”, “вылечить симптом” или проработаться. Но в таком случае анализ ничем не отличается от терапии.
У меня есть предположение, что анализ можно поделить на периоды. И в самом начале, хоть аналитик и не занимается терапией, анализант получает терапевтический эффект. Но если бы на этом всё заканчивалось, мы были бы терапевтами, а не аналитиками.
Анализ – то, что происходит на следующем этапе. Здесь мы простраиваем конструкцию собственной субъективности. Это историческое движение вокруг вопросов “кто я?”, “где мое место?”, “откуда берет начало мое существование?”.
И хотя на этом человек может остановиться, в анализе аналитика есть еще один этап. И здесь он изучает устройство своего желания быть аналитиком.
Конечно, можно и не говорить про этапы, а сказать, что цель анализа любого аналитика в поиске и концептуализации желания анализировать. Но до этого ещё надо добраться. И это невозможно сделать, проходя психотерапию.
Если вернуться к вопросу о “помогательстве”, то я бы сказала, что хотя аналитик и отличается от терапевта, всё же он помогает. Но помогает по-другому. Он помогает человеку в поиске желания и ответов на вопросы “кто я?” и “каково моё место в мире рядом с другими?”.
С одной стороны, эти вопросы звучат довольно абстрактно, но мы знаем, что каков бы ни был запрос анализируемого, в центре всегда одно – его субъективность. Аналитик помогает происходить субъективации, занимая в переносе особое место Другого.
Как нам не похоронить субъективность под грудой волшебных исцеляющих практик?
Полагаю, ответ один - заниматься психоанализом.
Но чтобы заниматься им, а не чем-то другим, аналитик должен прояснить вопрос собственного желания.
Основания психоанализа и то, что коренным образом отличает его от других практик – это работа с влечениями и исследование способа отношения с другим и большим Другим, то есть языком.
Именно на основании работы влечений и том, как выглядят отношения с Другим, мы можем говорить о субъективном желании.
Когда будущий аналитик приходит в анализ, он делает это не чтобы “проработать тараканов”, а чтобы понять, как устроена работа его влечений, и что лично у него происходит с Другим.
Лаканисты скажут, что изучают в анализе собственный фантазм, а кляйнианцы – бессознательную фантазию.
В основании моего фантазма лежит идея о создании места для другого. Так реализуется ответ на субъективный вопрос. Это не физическое место, это пространство и время, которые появляются под взглядом Другого.
Эта идея лежит в основании моего подхода к практике и моей работы преподавателя.
Дать место другому, увидеть его.
В работе с психозом желание аналитика как особенный взгляд становится главным инструментом.
Когда я размышляю о своих пациентах, я думаю, что работаю с людьми, которые меняют мир. Они не супергерои, не великие политики. Моё желание не про мотивацию, не про успешность, но я вижу, что они могут многое дать этому миру.
Это не глобальные мировые события, это может быть небольшой локальной историей, но в этом происходит движение. И думаю, это именно то, что даёт миру психоанализ.
Он не работает на то, чтобы изменить людей, скорее помогает тому, что уже есть в этих людях, появиться под взглядом-желанием аналитика.
В этом есть ещё и эстетическое измерение. То, что человек получает в результате анализа, связано с эстетическим. Субъективность - это форма эстетического, область чувственного. И это не про переживания, эмоции или аффективное, это кантовское эстетическое. Люди, проходящие анализ, могут почувствовать это и своим уникальным субъективным образом реализовать.
Желание аналитика даёт доступ к желанию субъективному.
В случаях психоза человек оказывается захвачен влечением к смерти, он не может выбраться из замкнутости. Но когда этот момент оказывается преодолённым, удаётся отделить себя от смерти, пустоты, начинает происходить схватывание субъективации.
Здесь и разворачивается история с эстетическим. Человек может сам собираться за счёт этого и давать очень многое миру.
Наблюдая за этим из места аналитика, я могу говорить о любви. Но это не любовь к человеку, личности, образу. Это любовь-желание субъективного.
Мои анализанты в своей речи обнаруживают эту тягу к прекрасному. А некоторые цепляются за неё, как за луч надежды и единственную возможность избавиться от кошмара смертельности и невыносимости.
Но суть здесь в следующем – это меняет их жизни и меняет мир.
Как аналитик я предлагаю место Другого, для которого ты существуешь, который тебя видит. Он не хочет тебя лечить, работать из-за денег или как-то использовать. Это особенная любовь аналитика, любовь в очень расширенном смысле. Это желание и возможность видеть другого. Я думаю, что об этом писал Лакан и прочел в его текстах Бадью.
Термин “желание” здесь ещё указывает и на “связь”. На языке Биона мы могли бы назвать пре-концепцией связи, которую несёт в себе аналитик. Именно она работает как желание другого, который появляется. Это желание обрамляет место для субъекта. Без него невозможно преодолеть разрушение психического. Изменения, которые происходят у анализантов, связаны с наличием у аналитика этого желания.
Я вижу, как это работает в моей практике, особенно в случаях, где у субъекта не было шанса встретиться с этим желанием в лице первого другого, где он охвачен тотальностью влечения к смерти.
Думать о другом, держать для него место в своей голове. Именно за этим мы приходим в свой анализ, чтобы обнаружить и проанализировать своё желание.
В моём анализе был эпизод, когда аналитик сказала фразу, которая вызвала у меня истерику. Я вышла из кабинета в рыданиях и больше часа не могла остановиться. Она интерпретировала моё собственное влечение к смерти и перенос, сказав о “месте в уме другого”. Это ключевой момент моего субъективного желания, которое я реализую в работе аналитика.
Думать о другом в смысле Биона. Давать место другому, пространство, где он может себя обнаружить.
Анализ – особое состояние любви. Не слияние, не требование, не исполнение требований, а думание в том смысле, в каком говорил о мышлении аналитика Бион.
Среди моих анализантов нет ни одного, кто бы меня раздражал или вызывал скуку. Каждую неделю я думаю о них и удивляюсь – насколько умные, тонкие, красивые духовно люди приходят ко мне за этим особенным местом во взгляде и мышлении другого.