В своих семинарах и лекциях от самых популярных вопросов о нюансах техники, от размышлений о позиции аналитика в кабинете и довольно непростых теоретических конструкций я всегда прихожу к вопросу о любви. Обязательно.
Можно долго говорить о функции бреда и галлюцинаций, об особенностях тревоги и телесности психотика. Еще дольше — о том, как с их помощью создать конструкцию, которой никогда не было. Или заменить ту, что долгое время удерживала пациента от развязывания, но перестала работать. Но одним лишь конструированием в работе обойтись не получится.
Нужна любовь.
Я сейчас говорю не о буквальной любви, а об особенном отношении к пациентам. Об отношении, которое стоит на этическом основании. Там нет места романтическому удовлетворению или намекам на инцестуозность, потому что оно предназначено для разворачивания субъективности.
Конечно, до выстраивания субъективности еще нужно основательно поработать, когда к нам приходит человек, захваченный ужасом. Его не оставляет чувство, будто он вот-вот исчезнет. Сначала нужно остановить разрушение психики.
И причина этой деструкции в сложном узле отношений психотика с Другим. Он стремится скрыться от взгляда Другого, разрушить связь с ним. И заодно разрушает собственный психический аппарат. В этом проявляется влечение к смерти в фрейдовский терминологии.
Однако, следуя мысли Фрейда, мы также полагаем, что в каждом субъекте есть и влечение к жизни. Бион бы назвал это стремлением устанавливать связи. Я здесь говорю о любви. То есть о либидинальных силах впротивовес деструктивным.
На любовь как связь мы и делаем ставку в анализе.
Но мы должны учитывать оба влечения. Пытаясь занять и удержать аналитическую позицию, мы балансируем между риском стать угрожающим Другим и желанием поддержать влечение пациента к жизни.
Это очень важный момент, потому что для психотического субъекта, охваченного тотальностью влечения к смерти, встреча с Другим, который готов и желает наблюдать и взращивать живое в нем, — удачный шанс на изменения в жизни.
Любовь под личиной желания аналитика двигает анализ, она становится главным инструментом. Я убедилась в этом на практике.
Я хочу, чтобы мои пациенты могли устанавливать (а не разрушать) связи внутри себя, выстраивать субъективные конструкции вместо искусственных костылей выученного поведения и языка. Более развернуто о сущности своего желания я как-то уже писала.
Здесь я говорю о факте его наличия. И наша задача не только создавать конструкции в психике анализанта, но прежде всего обнаружить, исследовать и помыслить собственное желание. На том и стоим.
Можно долго говорить о функции бреда и галлюцинаций, об особенностях тревоги и телесности психотика. Еще дольше — о том, как с их помощью создать конструкцию, которой никогда не было. Или заменить ту, что долгое время удерживала пациента от развязывания, но перестала работать. Но одним лишь конструированием в работе обойтись не получится.
Нужна любовь.
Я сейчас говорю не о буквальной любви, а об особенном отношении к пациентам. Об отношении, которое стоит на этическом основании. Там нет места романтическому удовлетворению или намекам на инцестуозность, потому что оно предназначено для разворачивания субъективности.
Конечно, до выстраивания субъективности еще нужно основательно поработать, когда к нам приходит человек, захваченный ужасом. Его не оставляет чувство, будто он вот-вот исчезнет. Сначала нужно остановить разрушение психики.
И причина этой деструкции в сложном узле отношений психотика с Другим. Он стремится скрыться от взгляда Другого, разрушить связь с ним. И заодно разрушает собственный психический аппарат. В этом проявляется влечение к смерти в фрейдовский терминологии.
Однако, следуя мысли Фрейда, мы также полагаем, что в каждом субъекте есть и влечение к жизни. Бион бы назвал это стремлением устанавливать связи. Я здесь говорю о любви. То есть о либидинальных силах впротивовес деструктивным.
На любовь как связь мы и делаем ставку в анализе.
Но мы должны учитывать оба влечения. Пытаясь занять и удержать аналитическую позицию, мы балансируем между риском стать угрожающим Другим и желанием поддержать влечение пациента к жизни.
Это очень важный момент, потому что для психотического субъекта, охваченного тотальностью влечения к смерти, встреча с Другим, который готов и желает наблюдать и взращивать живое в нем, — удачный шанс на изменения в жизни.
Любовь под личиной желания аналитика двигает анализ, она становится главным инструментом. Я убедилась в этом на практике.
Я хочу, чтобы мои пациенты могли устанавливать (а не разрушать) связи внутри себя, выстраивать субъективные конструкции вместо искусственных костылей выученного поведения и языка. Более развернуто о сущности своего желания я как-то уже писала.
Здесь я говорю о факте его наличия. И наша задача не только создавать конструкции в психике анализанта, но прежде всего обнаружить, исследовать и помыслить собственное желание. На том и стоим.